В 2024 г. исполнилось 165 лет со дня рождения Николая Александровича Демидова (1859 – 1891 гг.). Он был младшим сыном Александра Васильевича и Анастасии Николаевны Демидовых.

На правах младшего ребенка в семье, Коля рос избалованным ребенком. В 1869 году родители отправили его в Петербург для поступления в гимназию.  Мальчик жил в семье старшего брата Платона. Оторванный от родного дома, он очень страдал без перин, сдобных лепешек, каленых орехов и заботливых рук няни. Брат и сноха требовали от него самостоятельности в учебе, соблюдения режима дня.

Через год образование продолжилось уже в московской гимназии Льва Ивановича Поливанова, приходившегося Николаю двоюродным братом.  Племянница Николая, Ольга Платоновна Демидова позже вспоминала: «Несмотря на хорошие способности, мальчик учился из рук вон плохо. Никакие меры не могли побороть его лени и отвращения к книге. Вся его смекалка и природный ум уходили на изобретение отговорок перед начальством и всякого рода проделок. Уроки отвечались исключительно по подсказке, а задачи и extemporalia (письменные упражнения, предусматривающие перевод русского текста на латинский или греческий язык без предварительной подготовки – А.Д.) артистически списывались с какого угодно расстояния. Коля плелся в хвосте класса, переходил с переэкзаменовками и дома только жаловался на несправедливость учителей. Лев Иванович рвал и метал, изливал свое негодование моим родителям, а те в свою очередь пробирали Колю лично и писали о нем бабушке.

Все это конечно не могло вселить в мальчика большой любви к строгой невестке (жене брата Ольге Владимировне – А.Д.), стоявшей на стороне его притеснителей.

Наконец при переходе в VI класс наступила неизбежная развязка. Коля опять провалил на экзамене, и бабушка решила отдать его в военное училище. Отец мой отнесся к этому плану сочувственно, считая, что если что и может спасти и направить Колю, то только военная дисциплина.

Дядя Коля впоследствии рассказывал прощальную напутственную речь, с которой обратился к нему Лев Иванович. Он упрекал его в лени и умственной косности, от которой у него мозги с каждым годом «зарастают».

– Ты думаешь, ты человек? – говорил он ему, сверкая очами. – Нет, ты не человек. Ты может быть думаешь, что ты животное? Нет, ты и не животное. Ну, так значит, растение? Нет, ты даже и не растение. Ты – минерал… понимаешь, безжизненный минерал! – трагическим шепотом закончил он.

У дяди Коли был большой имитаторский талант, и Лев Иванович в его передаче выходил, как живой».

 

Бывая на родном хуторе Гремячий (ныне пос. Красная Горка), он увлекался устроенным им зверинцем. Вновь процитирую Ольгу Платоновну: «В небольшой рощице у молотильного сарая понаделал он клеток, загородок, ям, пещер, врыл в землю несколько чанов, изображавших пруды, натаскал камней, папоротников и насадил туда всякого зверья, а главным образом гадов: змеи, ужи, лягушки, ящерицы и даже черепахи кишели в этом приюте, а иногда и расползались по усадьбе. Были там зайцы, ежи, лисенята, были и домашние животные – овцы и поросята. Мальчишки из соседних деревень таскали ему пойманных белок и птиц. Утки и гуси с подрезанными крыльями уныло плескались в чанах и корытах, а иногда продирались сквозь плетень и уходили на Имзу к товарищам.

В это заветное царство мы допускались по выбору и далеко не всегда. Чаще других там бывал Саша (Александр Каргер – А.Д.), который помогал дяде Коле кормить зверей и чистить их помещения. Во время вечерних прогулок иногда вся компания, желая доставить удовольствие хозяину зверинца, заходила посмотреть на его обитателей. Если в числе гостей был дядя Мишель Сущов, он немилосердно высмеивал и дразнил дядю Колю, говоря, что он собирает всякую гадость, что все его звери скоро подохнут от грязи и голода, что не стоит строить клетки для баранов, которым гораздо лучше живется на скотном дворе и т.д.».

После окончания Петербургского военного училища Николай будто переродился. Он сам признавался родственникам, что в училище ему «сразу стало легко». Там не надо было «ни отделываться, ни отвираться, ни выдумывать предлогов для ничегонеделания – ничего!» Не было возможности никуда увильнуть и чего-нибудь не доделать: «весь день разделен по часам и минутам, и всему строжайшая проверка. Делай только что велят, и никогда виноват не будешь. После всех моих подвигов у Поливановых я очень оценил эти рамки и просто даже отдохнул нравственно».

Во время учебы в училище за ним присматривали М.Н. Сущов и Н.М. Бубнов, но он не доставлял им излишнего беспокойства. И хотя в науках он по-прежнему не блистал, но учился вполне удовлетворительно. По окончании училища ему нужно было сколько-то времени прослужить офицером в одном из полков, стоявших в Нижнем, но деревенская жизнь его привлекала больше.

Николай вернулся на хутор Гремячий и жил в семье Платона и Ольги Демидовых, которые были поражены произошедшими в нем переменами за те несколько лет, что они провели врозь. В нем, по воспоминаниям племянницы, «было что-то необыкновенно располагающее, и во всяком кружке он становился центром. При очень добром сердце он обладал живым и оригинальным складом ума. Не было мастера лучше его на остроумные шутки и выдумки, и комик он был неподражаемый… Куда девалась его лень, барство и изнеженность? Военная выправка все как рукой сняла. Живой, энергичный, изобретательный, остроумный и при этом на редкость чуткий и добрый – он везде был любимцем».

Николай мог выдумать игру, предложить занятие, увеселение для своих племянников. Для них он был больше, чем дядя – он был старшим братом и задушевным другом. Особые чувства Николай проявлял к детям покойной сестры Марии Каргер. Любовь, которую к ним питала его мать, передалась и ему.

 

Семья Демидовых отличалась музыкальностью: пели и стар, и млад, некоторые виртуозно играли на рояле или виолончели. Николай, почти не зная нот, аккомпанировал семейному хору на гитаре.

А однажды Николай предложил сообща писать роман из жизни уезда. Первую главу написал сам инициатор, в ней он весьма остроумно вывел все уездное общество. Сочинительство продолжили Ольга Владимировна, Екатерина Александровна. А потом подключились и остальные члены семьи, причем писали, не заботясь о связи с предыдущим повествованием.

Николай Александрович несколько раз избирался гласным уездного Земского собрания, был членом Нижегородской государственной ученой архивной комиссии. В октябре 1884 года был издан, написанный им «Исторический очерк Васильсурского уезда», ставший первым исследованием по истории, географии современных Воротынского и Спасского округов.

Николай Александрович мечтал о своей усадьбе, строительство которой намечалось недалеко от хутора Гремячий. К месту будущей стройки пролегла прямая, как стрела, просека, которую он назвал «Аллеей братской любви», и она служила местом семейных прогулок.

В Васильском уезде Николай Демидов был завидным женихом. Однако так и не выбрал себе спутницу жизни: то ли потому, что не испытал настоящей, захватывающей любви, то ли потому, что уездных невест знал с детства, а с половиною из них состоял в родстве или свойстве, и они не представляли для него новизны и интереса.

И все же пробил и для него час: однажды он совершенно потерял голову от одной прелестной и знакомой девушки, сделал ей предложение и … получил отказ. Николай очень тяжело переживал эту историю.

12 июня 1891 года Николай Александрович Демидов скончался. Он похоронен на родовом кладбище за алтарем Рождественского храма в Быковке.

В память о нем названа краеведческая конференция – Демидовские краеведческие чтения, которые проводятся с 2009 года.

 

Александр ДЮЖАКОВ