22 июня 1941 года мы сажали капусту на острове и целый день не знали, что началась война. Когда вернулись, то уже были повестки на войну. В селе Отары Воротынского района (родина мамы), обычно вечерами молодёжь собиралась: пели, танцевали. В этот вечер была гробовая тишина. Повестки в армию почему-то привезли вестовые ночью, а на другой день отправляли рано утром. Ребят 21 и 22 года рождения отправили сразу. Что самое страшное, из них никто не вернулся, а их был не один десяток.

А после войны жизнь изменилась. Перед войной папа посадил пять деревьев антоновки и сказал мне: «Скоро будет война, меня не возьмут (у него было учащённое сердцебиение). Ты закончишь институт, приедешь через пять лет и попробуешь антоновку». Но не всё сбылось. 29 августа папу забрали. Он всю ночь не спал, обнял нас с мамой и причитал: «Не давал я на тебя ветру дунуть, дождю капнуть, одно ты у меня зёрнышко!», и просил маму меня не обижать. Мама была суровей, чем папа.

А взяли в армию его 29 августа 1941 года. Был он в гороховецких лагерях, в Мулино. Мама ездила два раза, а я в октябре месяце тоже ездила, но без документов. В то время немец был под Москвой, на шоссе было много машин со скарбом тех, кто мог забрать имущество. А вот обратно я трое суток не могла уехать из Горького в Васильсурск, так как очень было много эвакуированных. Со мной в лагеря к мужу ездила моя землячка-доярка, которая имела золотую медаль ВДНХ. Она была депутатом областного совета. Землячка оставалась в лагерях два дня. Когда она приехала в Горький, купила мне билет на пароход, так как имела право покупать без очереди. До войны она ездила на ВДНХ в павильон сельского хозяйства со своими коровами. Во время войны её муж погиб.

Сразу уже летом в Отары приехали эвакуированные из Москвы артисты оперного театра, а в Васильсурске была балетная школа Большого театра. Они работали в колхозе наравне со всеми, а одеты были плохо. У нас на квартире жила певица с дочкой и матерью, мать работала в колхозе. Одна балерина работала в огородной бригаде, а скрипач был возчиком на быке. В 1942 году они вернулись в Москву.

Учёба в школе началась 1-го октября. До этого работали в колхозе. Мы проучились неделю и нас отправили на рытьё окопов, где мы работали до конца ноября. Погода была холодная, земля промёрзла, ребята ломами ковыряли землю, а мы на носилках выносили. С декабря по 1 января мы работали на Суре, рыли пулемётные гнёзда, только с января сели за парты. На работу ходили за 12 км и у меня заболели ноги. Все подруги учёбу бросили, я ходила в школу одна. Ходила одна, с квартиры я ушла. В связи со здоровьем много пропускала, каждую неделю 2-3 дня. В мае обратилась в больницу, врач сказал, что надо ложиться в больницу, а учёба на следующий год. Знаний у меня за 10 класс никаких. Пошла за справкой в школу со слезами. Директор обнял меня и сказал: «Мы тебя переведём, от экзаменов освободим и выдадим аттестат за старые заслуги». 9 класс я закончила с двумя четвёрками – черчение и литература, остальные пятёрки. Аттестат я получила и поехала в Горький поступать. Почему-то в сельхозинститут мы не смогли подать, а подали в водный институт на факультет подъёмных механизмов. Чтобы попасть снова в Горький, нужен был вызов из ВУЗа. Я его получила, но учиться там не собиралась. И начались хождения из водного в сельскохозяйственный институт. Документы из водного института не отдавали, так как аттестат у меня был хороший. И только через месяц мне выдали документы после того, как я принесла справку из сельхозинститута.

У меня в селе была очень близкая подруга Лёля Милославова. Она уже год проучилась в сельхозакадемии в Москве, но бежала из Москвы, когда немцы были рядом, и она решила учиться в Горьком на втором курсе. В Горьком мы остановились у моей двоюродной тётки. Лёля уехала сдавать в Отары ферму, которой заведовала, а я осталась одна. Тётя вела разгульный образ жизни, и мне было неприятно. Я собралась уезжать домой, но приехала Лёля, получила ордер на общежитие, и мы переехали. Жили очень дружно, питались вместе. Общежитие было на улице Совнаркомовской за Ярмарочным домом, в котором был горсовет. В общежитии было очень холодно, отопление печное, топка была в коридоре. Зимой потолок и наружная стена промерзали. Дрова выдавали по норме, мы сами пилили, кололи и складывали под кровати.

Весной 1943 года были страшные бомбёжки. Весь июнь месяц ежедневно с 12 часов до трёх утра, особенно 5 и 6 июня. Были бомбёжки и днём. Рядом стояла воинская часть, там были зенитки, на главном ярмарочном доме был станковый пулемёт, осколки от снарядов зениток грохотали по крыше. Однажды сзади нас упала фугасная бомба, но не разорвалась, потом её разминировали и поставили в главном доме. Немцы старались разрушить мост и вокзал, одна бомба попала ночью в Канавинский рынок. Бомбили они автозавод, Этну, Сормово. Утром люди уезжали из города, везли тачки со скарбом. Иногда были тревоги и было ужасно. Однажды вечером в ноябре мы шли с площади Минина в общежитие через Канавинский мост, а немцы перед бомбардировкой стали сбрасывать парашюты с лампами освещения, был освещён весь мост, мы не знали, куда деваться. Во время бомбардировок все двери открывались, а одна девушка осталась в красном уголке танцевать, так как в другое время красный уголок был закрыт. Было и такое.

В институте тоже было очень холодно. Единственным тёплым помещением была столовая, где мы отогревались. Питание было трёхразовым, карточки продовольственные сдавали и получали пропуск в столовую. Хлеба давали 400 грамм, потом в 1944 году добавили 100 грамм. Обучение было платным – 300 рублей в год, стипендию стали давать со второго курса. Денег не хватало, продавали пайку хлеба за 50 рублей и выкупали обеды.

Памятен мне день поездки на Бор, ходили за 30 км строить дорогу. Построили всех студентов ВУЗов и пешком отправили. Пришли ночью, а утром начали работать до 12 часов, а потом опять пешком, вернулись поздно. Когда переезжали Волгу, началась бомбёжка.

Мы разгружали баржи с дровами, заготавливали сами дрова в лесу. В октябре месяце нас послали в затон Парижской коммуны. Были заморозки, приехали мы в туфлях, но там было много лаптей, подобрали и ходили в них. Спилим дерево и смотрим, куда оно упадёт. Нужно было заготовить 10 кубометров на троих и уложить в штабель. Отъедались мы в учхозе института, овощей было много и нас не ограничивали.

Очень памятен день взятия Берлина 2-го мая. Вся Советская площадь была забита народом, кто поёт, кто плачет, все обнимаются. На май я уехать не могла, так как на Волге стоял лёд. Мне нужно было с 1-го мая быть на практике. Практику проходила в своём колхозе. 2-го мая услышала плач мамы: «Война закончилась, а у нас отец не вернётся». Дядя Коля, брат папы. пропал без вести около Сталинграда. Он работал шкипером на барже, сначала у него была бронь, а потом мобилизовали.

Папа воевал недолго, он до 1943 года был на Дальнем Востоке в охране. В июле 1943 его перегнали под Горький, в деревню Большая Ельня. Он сумел сообщить нам, и мы с мамой с ним встретились.  А 25 июня 1944 года он погиб под Витебском.

Воспоминания записал Владимир Анатольевич РЕПИН.