13 июня 1989 года в районной газете «Ленинский путь» были опубликованы воспоминания уроженки с. Огнев-Майдан Клавдии Алексеевны Хорьковой (Ганиной).  В 1938 году, еще учась в Воротынской средней школе, она окончила курсы, организованные Горьковским педин­ститутом и в течение двух лет работала учителем на­чальных классов. Сегодня мы публикуем это рассказ о днях юности, о работе тружеников тыла в суровые  годы войны.

 

“В 1934 году, когда в Ог­нев-Майдане школу закрыли, я пришла в 6 класс Воротын­ской средней. Этой же осенью мы, школьники, принимали участие в закладке садика на площади около клуба. В пос­ледствии садик благоустрои­ли, были дорожки, скамейки и танцевальная площадка с раковиной   для музыкантов. Танцы, были, конечно, бес­платные. Играл баянист Ми­ша Герасимов или духовой оркестр. Баянист часто играл и в фойе перед киносеансом. При клубе был организован (и работал!) драмкру­жок с участием таких ува­жаемых жителей Воротынца, как Иван Павлович Сергеев, работник Госбанка, чета Фоминских и Калашниковых (учителя), А. П. Козлов, зав. РОНО и другие. Участвовали в постановках и ученики школы Ваня Комов, Коля Назаров. Ставили «Лес» Островского, «Золотую табакерку», «Право первой ночи» и другие. Работал кружок струн­ных инструментов (руководителя не помню), а вот хоровым и танцевальным кружком руководила Наташа Подуздова.

Особенно активизировался клуб при организации агит­бригады в 1937 году, когда во всем районе шли предвы­борные собрания перед первыми выборами в Верховный Совет СССР. Участники агитбригады выступали с художественной самодеятельностью на предвыборных собраниях, помогали в подготовке избирательного участка и в проведении   выборов…  Конечно, через столько лет деревья начали хиреть, надо было заменить такие, а не строить во всю ширину ресторан и прочие здания. Был бы зеленый островок нелиш­ним в центре.

В клубе проводились в зимние каникулы даже олимпиа­ды, съезжались все участники средних школ. Участие принимали и взрослые. Помню, семьянские мужики (с бородами некоторые) открывали свое выступление с пес­ни «Вечерний звон», из Елвашки трое мужчин играли на гуслях (подумать только!). Наша школа представляла хор под руководством Вали Набирковой. А физкультур­ный кружок занял первое место и приз 150 рублей, да еще по 2 метра черного сатина на шаровары и голубые майки с коротким рукавами, такая была форма.

А какие балы-маскарады устраивались под Новый год! Больше двухсот человек костюмированные, остальные непременно в масках. Каких только костюмов не было и выступлений с призами. Учителя наши Фоминский и Лукьянов в каких-то корот­ких штанишках что-то весе­лое представили, ну а жюри возглавлял А. П. Козлов. У меня костюм (очень элегантный) был сшит из рогожи, а танцевала я с Тосей Шуби­ной, представлявшей даму екатерининских времен (вся в кринолине). И когда Анатолий Павлович спросил о девизе моего костюма, и я ответила «хоть тресни, а фасон держи», – он от души смеялся. Работал буфет, но не ви­дела, чтоб кто-то был выпивши. веселья хватало и так. Помню, в клубе была уст­роена выставка рисунков к 100-летию смерти А. С. Пушкина, были и персонажи и современники, много рисун­ков. У нас в классе почти все мальчишки рисовали хорошо. Ваня Вантеев – погиб на войне, Леня Казарин, Володя Лабутин, Виктор Камнев – на спор нарисовал пятерку и чуть не пострадал как фальшивомонетчик. Анатолий Ку­рицын работает художником, в войну после окружения по­пал в плен, а потом дошел до Берлина, после войны поступил в Москве в художе­ственное училище, но был вызван в трибунал и дали ему 10 лет. Семья распалась, но теперь все нормально. Толик Гурьев тоже неплохо рисовал, погиб на войне. Тося Чалухина могла нарисовать любой фасон в альбомы.

В середине учебного 38-го года приехал представитель Горьковского педагогического института и организовал кружок по изучению методики преподавания в начальных классах. Человек 7 или 8 стали заниматься. Нам платили стипендию 25 рублей. И после сдачи экзаменов на аттестат мы продолжали заниматься с этими же учителями, а с 15 августа сами были назначены   учителями. Мне выпало счастье рабо­тать в Воротынской школе, которую принял уважаемый Иван Васильевич Ремов. Коллектив был очень хороший, он сам, его жена Анна Петровна, В. В. Фоминская, В. Винтер, немец по национальности, учился в этой же школе, кончил курсы и преподавал немецкий язык. С на­ми училась жена нашего преподавателя литературы и русского языка Г.В. Карпова Нина, она также кончила курсы учителей (Карпов погиб на войне). Вот какая была тяга к знаниям. Чтобы сохранить семью, быть на равных, она не постыдилась сидеть с нами, одиннадцатилетними, ведь пришла она в 5-ый класс. Чудесная была пара. А вот еще пример – при школе была   организована ве­черняя, и в ней учился нек­то Вершинин, дедушка с бо­родкой среди молодых тоже на равных.

В школе я проработала всего 2 года. В каникулы ме­ня попросили поработать кор­ректором, мне больше подходили условия работы в ре­дакции, и я осталась. В шко­ле я получала 250 руб. и 6 кубометров дров, а в редак­ции— 450 рублей. Газета выходила через день.

Но война и здесь нарушила весь ход жизни, много сменилось редакторов, работа специфическая, учиться было некогда. Газета задержива­лась иногда до 5 часов утра, а у меня новорожденный ребенок. Брала иногда дочку с собой. В типографии жила Дуся Кобзева с семьей, вот у них на печке и проводила время дочь. После таких ноч­ных бдений у меня заболели глаза, месяц носили корректуру домой, пока не пришла Лида. К сожалению, не помню   ее   фамилии.

А я пошла в колхоз работать. Летом ездила на сенокос, научилась жать, правда, мизинец левой руки подреза­ла. Наверное, не одна я так начинала. Потом поставили на ферму учетчиком молока. Через 2 года по распоряже­нию правления была переве­дена в контору на долж­ность счетовода-кассира, учетчика трудодней и заведующей материальным складом. В страдную пору все из конторы ночью затаривали и грузили зерно государству, воз­чиками были мальчишки – подростки. Возили на Лысую Гору на ссыпной пункт (как тогда называли), заведовал пунктом Ф. Г. Ивушкин. Конным двором руководил бессменный И. М. Большаков по кличке Зацепа (он иногда ругался в зацепу). В свои преклонные годы обязанности исполнял добросовестно, если считать, в каком окружении работал (старый да малый). Сын один – Иван, наборщик типографии, погиб (отец нынешнего редактора Станислава Ивановича Большакова), другой пришел раненый. Так было почти в каждом доме.

Работая на ферме, наблюдала такую картину: обнаружена была яма с картошкой десятилетней давности. Лю­ди шли из Елвашки и Криуш, копались днями, вы­лезали пьяные от спиртных испарений, промывали крахмал, сушили и по улице шел такой запах, что нос воротило. Ну, а когда просыхало все это, запаха уже не было – пекли «лейтенантов». Трудно, конечно, жилось, вдовам. Приходили в село раненые и сразу включались в работу. Заведующий фер­мой был раненый Аркадий Кузнеченков, Николай Де­ментьев – бригадир, – ране­ный, Иван Качалаба – бух­галтер, – раненый, Влади­мир Дементьев – председатель ревизионной комиссии, Александр Семенов, – пред седатель колхоза, – все ране­ные. Председатель был ро­дом из-под Смоленска, семья работала в колхозе, детей было трое или четверо, очень порядочный и деловой, ему бы сейчас еще работать, умер   от   ран…

Земли в колхозе вроде было 3 тысячи га, но точно не помню. В колхозе выпускалась стенгазета. Однажды приехал в отпуск Володя Лабутин, мой одноклассник (ныне кандидат технических наук), пришел в контору и нарисовал красивый заголо­вок к стенгазете, сами-то мы не ахти какие художники были. Я забыла написать, что колхоз назывался «Власть Советов», а второй колхоз в Воротынце назывался «День урожая» – его председателем был Аферов.

В большие праздники ко­лонны демонстрантов направлялись на площадь перед са­диком, там была трибуна, памятник В. И. Ленину, Доска почета. Колонна колхоза «Власть Советов» была всегда многочисленной, потому что возглавлял ее знамени­тый тогда баянист И. А. Прытков. Он шел в офицер­ской шинели, с баяном и, конечно, вселял бодрость, уве­ренность в происходящем. После митинга мы, школь­ный кружок физкультуры, выступали с демонстрацией упражнений. Конечно, теперь это выглядело бы убого, но тогда радовало. Учителем физкультуры был моло­дой парень   Гусев.

Снова о колхозе. Задумали правленцы построить плоти­ну, или запруду на речке Гремячке, заказали проект. Когда проектанты предъяви­ли счет на 12 тысяч рублей, руководители спохватились и отказались от затеи. Я ходи­ла в народный суд в качест­ве ответчика. В иске было отказано и колхоз не постра­дал.

Речка Гремячка прославилась и по-иному. В студеную зиму 1941 или 1942 г. пригнали заключенных мужчин и организовался Воротын­ский, а сокращенно – Ворла­герь. Их поселили в палатках, а потом в берегах речки вырыли землянки. Там они и жили. На берегу же поставили небольшой асфальтовый завод и стала строиться ав­тогужевая дорога Горький – Казань. Сколько километров было построено заключенны­ми ворлагеря, – не знаю.

Но потом заключенные бы­ли доведены до дистрофии и их (многих)  списали и распустили. Они поползли (в прямом смысле слова) по улицам Воротынца, умирали на ходу, заходили в истоплен­ные бани, дома, откуда их, конечно, не выгоняли, провожа­ли в  больницу и некоторых выхаживали.   Паша Дементьева, Вера Герасимова и другие спасли некоторых. Вид у них был как у пленных фашистов. На ногах и теле были какие-то лохмотьях. Многие умирали на улицах. По утрам их собирали и увозили на кладбище. Возчиками были Фая – «Топни ножкой», Иван Николаевич, приезжий отку­да-то с Урала мужик с дочкой Фёклой, «золотых» дел мастер. Он сгружал трупы, естественно, в снег, а весной собаки растаскивали ру­ки, ноги. Как только еще эпидемии тогда   избежали!

Тогда судили штабных руководителей, говорили, что некоторых «подвели под вышку». Но часть дороги пост­роили. Вот такая грустная страница в истории Воротынца.

Военное лихолетье переживали стоически, хотя женщи­ны впрягались в упряжку, чтобы и вспахать огороды, и ничего не получить на трудодень, и растить в большинстве осиротевших детей, и фронту помогать в приближении   Победы.

После войны пошла рабо­тать в райфинотдел. В 1947 году вышла замуж вторично, уехала в Михайловское, ме­ня сменил в райфо Н. А. Тка­чев. Вторично овдовела, и уехала в Горький, знала что по берегу пойдет дамба, где была наша улица Набереж­ная…

Но как прежде ночью

Снится мне деревня –

Отпустить меня не хочет

родина   моя!”

К. ХОРЬКОВА.